— Это загранпаспорт покойного. На первый взгляд — подлинный. Александр Наумович Маркин. Судя по штампам, довольно часто бывал в Иордании и Израиле.
— Маркин? — Трифонов прищурился. — Что-то очень знакомое.
— Я уже отправила запрос. Обратите внимание на второй паспорт. Этот же Маркин, если сравнивать фотографии, но данные другие. Он выписан на имя Карима Осиповича Рамазанова. Проживает в поселке Поспешено на севере области. Соседи видели труп. Никто этого человека не знает. Документы на машину, что стоит у калитки, и водительские права тоже выписаны на Рамазанова. И номера областные.
Трифонов пролистал второй паспорт. Из него выпал листок — вырезанный из газеты снимок мужчины. Подписи не было.
— А это что?
— Кто бы знал! С обратной стороны кусочек текста статьи, — деловым тоном продолжала Рогова. — Если очень постараться, можно определить, какая это газета.
— Мистика… Лицо мне знакомо. Есть над чем подумать.
— Надо кого-то послать в Поспешено.
— Не торопись, я сам туда съезжу. Что еще?
— В машине ничего интересного нет. Она не заперта. На рулевом колесе отпечатки. Сейчас Сергей Николаич осматривает дорогу. Народ из поселка сбежался, все затоптали.
— Что-то интересное нашел?
— Похоже на то, но он сам расскажет.
— А у тебя что, Ефим? — обратился Трифонов к мужчине в белом халате.
— Ничего особенного. Поеду в морг на вскрытие. Сейчас картинка не просматривается. Смерть наступила вчера. Около суток назад. От удушения язык должен был вспухнуть, а здесь…
— Повесили уже труп?
— Ты знаешь, Алексан Ваныч, я не люблю гадать. Потерпи до завтра.
— Вечером доложишь.
Ефим тяжело вздохнул и направился к калитке.
— Зачем вешать труп? — спросила Рогова.
— К виселице его волокли. От крыльца до клена идет примятая дорожка. Два следа, похожих на каблуки ботинок. Посмотри сама.
Они спустились с крыльца.
— Углубление от ног, пропахавших газон. Его тащили волоком к месту казни.
Девушка присела на корточки и покопалась в траве.
— Тут какие-то странные углубления, Александр Иваныч. Будто колышки вбивали.
— Я уже видел. Справа, слева, справа, слева. Расстояние между ними — сантиметров тридцать пять.
— И что это значит?
— Следы от женских каблуков, лейтенант Рогова. Рост женщины от ста шестидесяти восьми до ста семидесяти трех сантиметров. Изящная дамочка.
— Теперь я поняла, что меня смущало.
— О чем ты?
— Запах. В машине ощущается слабый аромат духов, почти выветрившийся. Французские, Диор. Значит, покойник приехал на дачу с женщиной? У крыльца она его оглушила, а потом оттащила к беседке и там повесила? Фантастика.
— Конечно, фантастика. Женщина такой комплекции не смогла бы поднять труп и сунуть его в петлю.
— Значит, ее здесь поджидал сообщник.
— И ел яблоки на террасе. Только почему он ей не помог отнести труп к беседке, а она сама тащила его туда волоком?
— Загадка.
— Первая, но не последняя. Пойдем поинтересуемся, чем так увлечен Сергей на дороге.
Они направились к калитке.
Участковый разговаривал с криминалистом Бутусовым. Трифонов и Рогова к ним присоединились.
— Поделитесь открытием, господа. Что такой озабоченный, Сережа?
— Машина тут стояла, следы еще остались. Я их сфотографировал. Покрышки «Нокиа», четырнадцатый размер. Популярная резина. Искать бессмысленно, нужен оригинал для сравнения, тогда следы сыграют свою роль.
Участковый доложил:
— Один из дачников вчера проезжал мимо дома профессора. Около шести вечера он видел здесь эту машину и бежевую «пятерку». Номера не запомнил. Его это немного удивило, он знал, что профессор уехал к дочери. Через два часа, когда возвращался в город, «Жигулей» уже не было, стояла только машина жертвы.
— Понятно. Закончишь здесь, Сережа, — осмотри террасу. Там нам яблочко оставили на десерт, потом покопайся в травке. Похоже, парня волокли к эшафоту. Я возвращаюсь в контору. Вечером собираемся у меня и подводим итоги.
Трифонов направился к своей машине.
По дороге в прокуратуру Трифонов вспомнил, где и когда ему приходилось слышать фамилию Маркин. Рано думать о пенсии, голова еще варит и память работает. Вот только связи он никакой не видел между нынешним убийством и преступлением четырехлетней давности. Тогда это дело зависло и ушло в архив нераскрытым. Трифонов не считал себя проигравшим. Существует определенная категория преступлений, не поддающихся раскрытию. Но самолюбие было задето.
По прибытии в прокуратуру он тут же направился к помощнику прокурора области Звягинцеву. Пожалуй, только одному Трифонову позволялось входить в любой кабинет прокуратуры без стука и предварительной договоренности. Все знали, что этот человек по пустякам не беспокоит.
Евгений Валентинович Звягинцев разговаривал по телефону, когда на пороге его кабинета появился легендарный следователь в своей знаменитой кепочке. Звягинцев указал на стул и постарался быстро закруглиться. Положив трубку, он внимательно посмотрел на возбужденного Трифонова и понял, что старой ищейке подбросили сахарную косточку, и теперь вся прокуратура встанет на дыбы. Спокойной жизни больше не будет.
— Я весь внимание, Александр Иваныч.
— Напряги память, Женя, и вспомни историю с найденными в мае девяносто девятого трупами на тридцать шестом километре Московского шоссе. Освежи старику память.
— Ничего себе просьба… Как пыльным мешком по голове. Вы даже число помните и место, чем же я вам помогу?
— Ты оформлял это дело. Давай вместе вспомним. Пока его найдут в архиве, пока принесут, столетие пройдет, а мне для начала надо события восстановить.